Автор: Анна Черкасская
09.10.2016
1.
Каким могло быть отношение к немецкому языку у девочки, зачитывающейся книгами о пионерах-героях и рыдающей над фильмами о Великой Отечественной войне? Долгие годы это был язык чужой, неправильный, некрасивый.
В любимой книге «Дорога уходит в даль» Сашенька Яновская мучилась немецкими песенками фрейлейн Цецильхен и отказывалась учить «немецкое стихотвореньице» для выступления перед гостями, справедливо замечая, что вполне может прочесть в этом случае «Песнь о вещем Олеге».
Пожалуй, первый раз я подумала о немецком с любопытством, читая «Белые одежды»:
«— Знаете, что… Вот послушайте, — бабушка сидела против него и, склонив набок голову, окруженную колеблющимися легкими волосами, смотрела на него с печалью. — Вот послушайте, это вам адресовано. Айферзухт ист айне лайденшафт, ди мит айфер зухт, вас лайден шафт. Поняли?
У нее был, видимо, настоящий немецкий язык. Слова круглые и с пришепетыванием».
Тогда у меня уже появился вкус к языку, дорога была ясна и слово «настоящий» бросилось в глаза. И фраза запомнилась.
Прошло больше 20 лет, прежде чем я смогла её записать: Eifersucht ist eine Leidenschaft, die mit Eifer sucht, was Leiden schafft.
В институте меня поражало, с каким восторгом и обожанием говорили о языке девочки из немецких школ.
И всё же учить немецкий я начала только тогда, когда появилась практическая необходимость. К счастью, довольно быстро она переросла в чувство…
2.
С иностранными языками у меня как-то не задалось.
Английский всегда воспринимался как язык международного общения, не более того. В школе я честно переводила тексты, учила грамматические правила и что-то про семью Стоговых. В институте иностранный язык был просто одним из предметов. Я даже предприняла отчаянную попытку поправить положение и отправилась в Англию на 3 недели, жила в семье и ходила в международную школу. Но… В кафе-магазине-на улице объясниться могла. Высоченный языковой барьер и полная уверенность в неспособности к языкам.
Было краткое увлечение французским, уже сознательное. Джо Дассен, Патрисия Каас, Милен Фармер звучали в голове, и хотелось подпевать хотя бы про себя. Но совсем, вот совсем не давалось произношение. И хоть переводить Sous le pont Mirabeau coule la Seine еt nos amours было приятно, но слушать себя – противно.
Ничего не получалось. Всё потому, что не было любви.
3.
Я люблю русский язык и уже больше 20 лет преподаю его. Мне нравится в нём почти всё (с обсценной лексикой отношения не сложились). Я люблю его историю, богатство, сумасшедшее количество исключений и подчас полное отсутствие логики. По-прежнему могу застрять в учебнике Розенталя и не найти там точного ответа. Но больше всего я люблю звучащее слово.
Немецкий язык мне понравилось учить сразу – новая лёгкая информация всегда быстро занимает пустые полочки мозга. Я с удовольствием занималась, потому что получалось, а не потому, что это был немецкий. Но однажды, совершенно случайно, язык зазвучал для меня. Неизвестный мне немецкий актёр читал стихотворение «An den Mond» Гёте. Так, на пятом месяце изучения немецкого случилась любовь.
4.
Казалось бы, это возникшее к языку чувство должно только помогать в изучении, но нет. Если раньше мне было бы достаточно выучить до уровня хоть какой-нибудь коммуникации в общественных местах, то теперь мне надо выучить до уровня чтения, понимания и обсуждения художественной литературы. Это значит чувствовать тонкости, видеть оттенки, улавливать подтексты…
Теперь мне надо всё и сразу: осмысление языка как системы и языка как средства. Беспомощность и безъязыкость начального уровня переросла в беспомощность «недостатка выразительных средств». Примитивные переживания о несовпадении родов существительных превратились в последовательное сравнение языков.
5.
Фонетика.
Известно, что люди по-разному воспринимают одни и те же звуки. Со мной происходит что-то парадоксальное. В русском я люблю сонорные (особенно – [л]) и совсем не люблю шипящие. Со звуком [ш] меня вообще примиряют только “Камыши” Бальмонта. В немецком на данный момент у меня два фонетически любимых слова – schade и enttäuscht. К звуку же [l`] в немецком мой мозг абсолютно равнодушен. Есть ли этому объяснение?
Раньше я сравнивала звучание двух языков и отдавала предпочтение родному, находя немецкий грубым и резким. Больше я не сравниваю их. Теперь я сравниваю то, как говорят на немецком разные люди, и выбираю, кто для меня «звучит» лучше.
Мне нравится определённость немецкой фонетики и уважительное отношение к звуку. Моему речевому аппарату это нравится меньше – привычка к вялой артикуляции изживается с трудом.
6.
Орфография.
Пожалуй, это единственная область, где я даже не пыталась сравнивать языки. Я, конечно, могу почитать статьи о том, что фонетический принцип в немецкой орфографии подчинён морфологическому, изучить изменения в современном правописании и посмеяться над проблемой, ß или SS уместнее в том или ином слове. Но для меня это в любом случае будет выглядеть так: «пишется, как слышится», пусть и с приличным рядом исключений.
Нельзя, правда, не сказать об особом орфографическом подарке немецкого языка – заглавной букве имён существительных.
7.
Морфология.
Боль моя. Примиряет с ней пока только наличие очередного парадокса. Почему-то я сравниваю немецкую морфологию с английской (о которой, к слову, имею уже самые смутные представления) и ни в какую не хочу сравнивать с русской. Может, таким образом я оправдываю свой трепет перед всем, что изменяется, то есть, как мне сейчас кажется, вообще перед всем?
И если я уже научилась воспринимать слово «der Rock» не как извращённый вариант слова «юбка», а как ДРУГОЕ слово, то бесконечные склонения всего, что можно и нельзя представить, организм категорически отторгает.
Не важно, что одно из моих любимых развлечений – объяснять на уроке одушевлённость существительных через особенности их склонений и радовать молодёжь новостью о том, что из слов «мертвец», «покойник» и «труп» только последнее является неодушевлённым.
Это весело – жонглировать склонениями, когда ты их хорошо знаешь. И совсем не весело, со скрипом склоняя существительные, представлять, что там будет дальше с прилагательными.
Числительные вызывают трудности при склонении как первые длинные немецкие слова – я всегда так озабочена правильным произношением и компоновкой корней, что на окончания уже не хватает запала.
Из местоимений уверенно я склоняю только ich и du – знание фразы Ich liebe dich полезно на любом языке и в любой ситуации.
Многозначность и ситуативность наречий стараюсь не обдумывать. А уж когда я прочитала в одной из статей в сети, что в немецком языке порядка 100 частиц, мои проблемы с ja, doch, schon и nur показались просто несущественными.
Из союзов мне пока знакомы только вполне комфортные варианты.
Предлоги… Даже начинать писать о них не буду – они заслуживают отдельной истории…в духе Хичкока. Особенно когда они сливаются с артиклями…
Пора признаться себе, что мой мозг просто блокирует сравнение немецкой морфологии с русской. Ведь прими я за отправную точку «да у нас тоже почти всё изменяется и с логикой в этом смысле так же плохо» – сразу осознаю весь объём предстоящей пахоты и побоюсь ввязываться. А так, глядишь, и ещё немного по борозде продвинусь, сетуя на то, что вот в английском-то ничего не склоняется…
8.
Синтаксис и пунктуация.
В этих областях я не то что в начале пути, а просто стою на пороге, поэтому все сравнения на уровне первых впечатлений.
Пунктуация, на первый взгляд, совсем другая. Радует, что знаки те же. При попытке писать какие-то тексты, зеркалю русское предложение. Для владеющих немецким выглядит диковато, особенно оформленная мной прямая речь. Так же дико пока и для меня выглядит немецкий текст в книге: кто-то явно пожалел знаков препинания.
Синтаксис, пожалуй, самая далёкая и самая желанная цель. Именно он приблизит меня к настоящему тексту. Пока мои представления о немецком синтаксисе обрывочны и, очевидно, неверны.
Как новичка в языке, меня радует порядок слов в предложении. Правда, ровно до тех пор, пока не попадается глагол с отделяемой приставкой. Для русиста, если от глагола что-то значимое «отвалилось», то это уже предлог (или хотя бы отрицательная частица). Ладно бы ещё приставка аккуратно отпадала и стояла рядом, так её мотает из стороны в сторону.
Как человека, желающего выражать свою мысль красиво, тот же строгий порядок слов меня нервирует. Умом я понимаю, что на уровне, наверное, В 2 порядок слов уже чуть свободнее (не разрушайте мои иллюзии!) и неполные предложения в тексте преподаватель не будет подчёркивать волнистой линией.
И всё ещё будет: безглагольные предложения, периоды и инверсия. Ведь немецкий, как и русский, язык синтетического типа, в отличие от аналитического английского.
9.
Текст.
Текст – это, конечно, ряд предложений, связанных между собой по смыслу и грамматически… И такие тексты я уже умею писать на немецком. По правилам, на заданную тему и даже почти без ошибок. Но именно здесь и возникает самый жёсткий конфликт учителя-словесника и ученика, немецкий постигающего. К сожалению, я думаю в этот момент на русском и на немецкий перевожу. И думаю я, что естественно, куда богаче, чем могу осилить в переводе. Тут два пути: с использованием словарей и справочников попытаться изложить мысль (ошибки при этом неизбежны) или смириться и, приняв правила игры, быть проще. Может, люди и не потянутся, но ошибок точно не будет.
Примиряют меня с этой реальностью только рассказы Leonhard Thoma. Просто, красиво и понятно. Очень важно было в моём случае вовремя начать читать подходящую литературу на языке. Это успокаивает, даёт возможность немного побыть филологом: увидеть, как текст сделан, как минимальные выразительные средства, несложная лексика и композиция превращают рассказы для уровней А1 – А2 в художественно полноценные произведения.
Я понимаю, почему на начальных уровнях не работают с художественными текстами – они редко бывают «правильными». Однако мне этого очень не хватает. Именно потому, что для меня язык не только средство общения, но и рабочий инструмент, и язык литературы. Мне сложно это разделять и ждать момента гармонии.
10.
Задумалась, мешает ли мне знание системы русского языка изучать немецкий. Такое было. Я оценивала «другое» как «неправильное», поэтому на запоминание уходило больше времени. Потом перешла к сравнению: в русском языке так, а в немецком – вот этак. Учить стало легче, ведь это тоже своего рода ассоциация.
Привычка анализировать состав слова серьёзно помогает именно в немецком языке, так как «словотворчество» в нём куда более очевидно, чем в русском.
Знание грамматики любого языка облегчает изучение языка нового: не надо вспоминать, что такое падеж, обратный порядок слов, тип придаточного предложения…
Очень не хватает привычного языкового чутья. Понимаю, что это практически несбыточная мечта.
Сложно ли мне принять строй немецкого языка после русского?
Я его приняла. Теперь вопрос стоит иначе: смогу ли я встать в этот строй?