… и тут ко мне подлетает ТО в бархатной треуголке и строго спрашивает: «Wein des Lebens пил?». «Ну да…» — рассеянно отвечаю. Ее взгляд становится еще более требователен, вероятно из-за головного убора, надвинутого на лоб: «И как, понравилось?». Я начинаю что-то бормотать, поджимаю губы и пытаюсь вспомнить, каким вино было на вкус. В мою грудь, зажатую дублетом, упирается острый край выщербленной абордажной сабли. Думать становится значительно легче. «Понравилось!» — нахожу я правильный ответ. «Так пиши отзыв», — разрешает ТО. «От-зы…фак…» — проносится у меня в голове, и я понимаю, что просыпаюсь.
И приснится же!
Однако, Wein des Lebens пил, и это не сон, а прекрасный спецкурс, посвященный отдельным выдающимся явлениям немецкой культуры. Семь вечеров – семь глотков необычного — временами горького, временами отталкивающего — но всегда своеобразного авангарда в живописи, музыке, кино, литературе и архитектуре.
На аперитив сомелье предлагает немецкий романтизм. «Романтика — это всего лишь только марка советского магнитофона», — вспоминаю я, как меня учили еще в той стране, и как всегда, ошибаюсь. Мрачная красота раздумий о пустоте сущего, о несбыточности идеала, о своем иррациональном месте в рациональном мире – я с удивлением осознаю, как мало я знал о нем до этого вечера. Сомелье одобрительно кивает и продолжает откупоривать коллекцию.
В двойном флаконе к нам пожаловали экспрессионисты в живописи и кино. Много (бывших) русских. Они ажитированы и взъерошены. Лица искажены, формы угловаты, а перспектива сломана, как, впрочем, у всего ближайшего будущего того времени. На экране возникает мрачная тень, фигура с нарочито удлиненными конечностями и острыми пальцами, сгорблена и наводит ужас. «Мне бы сейчас хересу», — ошеломленно думаю я.
Баухаус идет следом, квадратиш, практиш, гут. Как все рационально выверенное, этот продукт оставляет бархатное ощущение удовольствия от совершенного сочетания устойчивой практичности и элегантной формы. Я воодушевляюсь: что же дальше? Дальше новой волной прибивает эхо войны и революций: напиток винтажа 1968 года, крепленое, бунтарское вино, которое долго бродило, а затем выплеснулось на улицы и разъело своим ядреным составом киноленты. Критическое минималистичное кино, оставляющее жгучее ощущение стыда от двойной морали, проявляющее в сухом остатке неизжитые травмы прошлого и убожество потребительского мышления.
Я даже как-то взбадриваюсь, чем же удивит сомелье напоследок? Новая волна в музыке вызывает оторопь. «Я такое могу хоть каждую неделю выжимать», — разгоряченно выпаливаю я. Сомелье улыбается: «Да, но ты уже не будешь первым». Речитатив, три ноты, луп, заумь и перформанс – сухое вино новой волны, не сразу раскрывается, но затем увлекает, и хочется пить и петь. «DA… DA… DA…” и так до бесконечности.
В итоге, я удивлен и доволен, благодарю нашего автора курса (читай – сомелье) – Виталия Серова за удовольствие от практики немецкого языка и новых интересных открытий…
… и вижу как ТО поднимает кубок и, довольно улыбаясь, подкручивает ус. Я понимаю, что опять заснул. После Wein des Lebens так хорошо спится. Или спиться. Все равно — хорошо.
