Значительное количество германизмов проникло в русский язык через прорубленное в начале XVIII века «окно в Европу», однако и в допетровскую эпоху, и в XIX веке немецкие слова стабильно задувало сквозняком через польские земли. Так, существительное die Pforte («калитка», «дверца») было заимствовано в польский в виде forta / fortka и далее трансформировалось в русскую «форточку».

По крайней мере, эта версия кочует по всем этимологическим словарям. В них же указаны и менее употребительный вариант «фортка», и украинское слово «фiртка / хвiртка» («калитка»), как подтверждение данной теории. Но в современном польском языке существительные forta и fortka не употребляются, и найти их можно разве что в старых и исключительно немецко-польских словарях XIX века. Так что не исключено, что «форточка» заимствовалась и напрямую от das Pförtchen.

В свою очередь, die Pforte происходит от латинского porta («ворота», «вход»), потомком которого также является слово «портал».

Первые медные духовые музыкальные инструменты появились в позднем средневековье и внешним видом были похожи на те, которые еще в древние времена люди изготавливали из рогов парнокопытных.

Потом, в начале XIX века, был изобретен вентиль, и все завертелось: трубки множились, переплетались, гнулись и извивались, приобретая формы уже совсем далекие от естественных. Однако историческая связь в названиях инструментов все же осталась: горн (от нем. das Horn – «рог») и валторна (от нем. das Waldhorn – «лесной рог»).

При этом следует быть бдительным при переводе данных слов «обратно» на современный немецкий язык, так как das Horn используется для обозначения именно валторны – сокращение от das Waldhorn, а вот «горн» называют уже словом французского происхождения das Clairon, или же с уточнением в виде das Signalhorn.

В начале XVIII века в России активно развивается горнодобывающее производство, которым заведует столичная Берг-коллегия и местные бергамты, в составе каждого из которых помимо руководства из берг-гауптмана, обер-бергмейстера и обер-цегентнера входили также берггешворен, два маркшейдера, старший механикус, обер-бергпробирер, два бергмейстера и унтер-вальдмейстер. Не сложно догадаться, что среди вышеуказанных специалистов, по крайней мере, в Петровскую эпоху было приличное количество немцев, родной язык которых существенно повлиял на жаргон российских горняков. Так, например, из немецкого языка было позаимствовано слово «шлак» – die Schlacke, обозначающее отходы или побочные продукты при производстве металлов. Предком die Schlacke является средненижненемецкое существительное slagge, родственное глаголу schlagen – «бить, ударять»: изначально процесс варки железа представлял собой повторяющуюся процедуру нагревания руды и тщательного выбивания из нее шлаков.

Но в XXI веке слово «шлак», а точнее «шлаки» (в немецком тоже во мн. ч. die Schlacken), все чаще ассоциируется с некими накапливающимися в организме человека вредными веществами. Правда, существование этих «шлаков» так и не было никем доказано, что однако не мешает различным псевдоспециалистам втюхивать наивной публике всякий «детоксный шлак» за бешеные деньги.

Казалось бы, что общего между боксерским рингом и простым российским рынком? Само собой, горячий спор вокруг цены может перерасти в откровенное рукоприкладство, однако согласитесь, доходит до этого совсем не часто.

Но если кроме шуток, то русское существительное «ринг» было позаимствовано из английского языка, где ring – это не только «площадка для проведения поединков», но и «кольцо / круг».

Аналогичные значения имеются и у немецкого der Ring. Оба слова являются потомками германского *hrenga-, превратившегося в древневерхненемецком в (h)ring и средневерхненемецком в rinc / ring – «кольцо», «собрание в форме круга», «(округлая) площадь». В последнем значении данное слово было заимствовано западнославянскими языками и уже там стало обозначать «торговую площадь». А тут и до русского языка недалеко: наиболее ранние примеры употребления существительного «рынокъ» относятся к XVII веку.

Военные реформы Петра I были связаны со значительными преобразованиями в российской армии начала XVIII века. Внося изменения практически во все сферы ратного дела, царь и будущий император ориентировался на опыт крупных европейских держав того времени. Отныне солдат в обязательном порядке следовало обучать умению вести ближний бой с применением штыка или прочего холодного оружия, а среди офицеров вошло в моду фехтование, ставшее у российской знати «спортом номер один». Новое слово для данного занятия было позаимствовано из немецкого языка: глагол fechten восходит к древневерхненемецкому fehtan («драться», «сражаться») и является близким родственником английскому to fight.

Любопытно, что в современном немецком языке fechten – это не только «фехтовать», но и «побираться» (хотя примеры его употребления с такой семантикой можно встретить нечасто). Связано появление такого значения, видимо, с тем, что в давние времена странствующие ремесленники использовали шпагу не только для самообороны, но и для дополнительного заработка, устраивая показные поединки. В другой версии вместо ремесленников фигурируют отставные солдаты, которые, кроме как махать саблей, ничего в своей жизни делать не умели и вынуждены были ходить от деревни к деревне, демонстрируя местному населению свое фехтовальное искусство взамен на скромные пожертвования.

Проанализировав такие пары как нога-ножка, книга-книжка, бумага-бумажка, можно предположить, что «фляжка» произошла от фляги. Но, видимо, все было наоборот: сначала заимствуется польское flaszka, и уже потом от него образуется существительное «фляга», самый ранний пример употребления которого известен из 55 главы «Домостроя» (XVI век), посвященной рекомендациям по хранению домашней утвари. В свою очередь, flaszka является уменьшительно-ласкательным от не самого популярного польского слова flasza. И вот уже оно, как утверждают некоторые лингвисты, происходит от немецкого Flasche. Однако если заглянуть еще дальше в глубь веков, то выясняется, что предком современной die Flasche является древневерхненемецкое flasca. Вот и получается этимологический парадокс из разряда «Что было раньше – курица или яйцо?».

Любопытно, что данное германское слово также было заимствовано в позднюю латынь и вернулось в современный немецкий язык через французский в виде der/das Flakon.

А само существительное die Flasche, точнее его предок flasca, связаны этимологически с древневерхненемецким глаголом flehtan и древнегерманским *flahskōn (совр. flechten). Зная принципы первого передвижения согласных, меняем „f“ на „p“ и получаем уже совсем родное «плести». Следовательно, исторически Flasche – это не просто бутылка, а некий оплетенный снаружи для прочности сосуд.

Практически на любой российской кухне можно найти лежащую в посудном шкафу или висящую на стене шумовку. При этом в этимологических словарях слово «шумовка» встречается нечасто. Владимир Даль писал, что это немецкая дырявая, большая, плоская ложка для съемки пены или для выемки из котла мяса, рыбы и пр. Его последователи предположили, что «шумовка» является искаженным немецким существительным Schaumlöffel. А особо дотошные пришли к выводу, что «шумовка» произошла от польского слова szumówka, образованного от глагола szumować – «снимать пену» (устар. «шумовать»). Хотя некоторые специалисты настаивают на обратном заимствовании: из русского в польский.

Одно лишь ясно, что все эти слова восходят к средневерхненемецким schūm и schūmen (современные der Schaum – «пена» и schäumen – «снимать пену»). И кстати, любопытно, что в польском языке существительное szum обозначает исключительно пену, образуемую при готовке блюд, а для мыльной, пивной или морской используется славянское piana.