Авторы: Татьяна Орестова, Татьяна Ярцева
05.08.2016
Есть такой дискурс: “Я приехал в страну изучаемого языка и пытался говорить, но меня не понимали.” (“И я не понимал местных”, — но это совершенно нормально, см. «Все, приехали или О языковом барьере»)
Мы призадумались над тем, откуда он берется и что он означает. Спросили себя, как часто нас не понимали в наших поездках в Англию, Францию и Испанию. Один раз: когда мы тщетно пытались добиться от парижского официанта, чтобы он сделал нам Eiskaffee, да и то потому, что как такового Eiskaffee мы нигде во Франции не увидели. В остальном коммуникация была вроде как всегда успешной. По отзывам наших студентов, опять же, никто не потерялся в Германии и не скончался от голода. Всех понимали. Но дискурс безутешного неносителя, тем не менее, существует и касается в основном почему-то английского. Было у нас подозрение, что дело в фонетике, но фонетика французского — это же вообще ноу комментс, однако же ничего, французы с аудированием справлялись.
Мы учим языки в России, не с носителями, — мы просто умеем выбирать себе хороших учителей и доверяем современным учебникам. Представляете, все разговорные клише, предлагаемые английскими, французскими и испанскими учебниками, работают в реальной жизни. Означает ли, что все, кого местные не понимают, имели плохих учителей? Нам кажется, это сродни утверждению, что все больные пациенты умерли по вине плохих врачей.
Какие варианты следует допустить в исследовании означенного дискурса? Исходная установка обычно такова: “Я нормально учился, но меня не понимали.” Проверим исходную установку на безупречность.
Предлагаем спросить себя, всегда ли вы слышите то, что вам говорят? Есть такая фишка: берешь карточки, скажем, розового и голубого цветов (игра такая на отработку разных тем и конструкций). Говоришь: на розовой напишите вопрос, на голубой — ответ на него, при этом держишь розовую в одной руке, голубую — в другой. Третьей руки у тебя нет, дихотомия очевидна. Одна карточка — один вопрос, одна карточка — один ответ. Рисуешь на доске красным маркером розовую карточку, синим — голубую. На каждом нарисованном поле пишешь пример. Группа сардонически улыбается. Потом приступает к работе. Собираешь карточки и видишь — ответы на розовых, вопросы на голубых (не у всех, тем приятнее разнообразие вариантов), по три вопроса на карточку, по два ответа на другую. За 18 лет преподавания этот эксперимент ни разу не прошел без погрешностей.
Еще полезно спросить себя, внимательно ли вы списываете с доски и с учебника, хорошо ли вы вообще ознакомились с ним, знаете ли, есть ли у него ключи, где искать грамматические таблицы и пиктограммы, кодирующие тип задания. Не всем удается с ходу открыть соответствующий раздел главы в рабочей тетради, требуется конкретный номер страницы. Системная расцентрованность внимания очень коварная штука, но внимание можно и нужно тренировать. Оно пригождается и не в учебных ситуациях. Например, в нашем БЦ есть один старообрядческий лифт, у которого на панели кнопок все четные этажи расположены справа в столбик снизу вверх, а все нечетные — слева, так же в столбик снизу вверх. Кнопка пятого этажа утратила свою цифру 5, равно как и кнопка первого этажа. Многие пассажиры лифта нехитрую аналитическую задачу “Найди цифру 5” решают не сразу.
Как правило, в конспекты взрослых людей на добровольных курсах преподаватель не часто заглядывает. Однако не стоит думать, что с возрастом мы становимся внимательнее и смекалистее, у взрослых в плане списывания с доски все как у детей — там не увидел, тут отвлекся, в итоге выучил криво записанный вариант или дома уперся взглядом в свои записи и не можешь понять, что к чему. Еще можно списать с другого конспекта и тем самым умножить сущности без необходимости. Один наш ученик утверждал, что познал от своего предыдущего учителя, что все модальные глаголы в немецком образуют перфект не с глаголом haben. Мы не сомневаемся, что учитель говорил иначе, но этому ученику захотелось запомнить информацию именно так.
Кстати, да. Опасный момент (замечаем по себе): помнишь и ошибку, и исправление, но все равно сомневаешься в правильном варианте. Бывает, помнишь, что с каким-нибудь словом что-то не так, но не помнишь, что именно. (Именно поэтому хороший учитель не артикулирует ошибок учеников, чтобы они, материализуясь в устах учителя, не запомнились.) А бывает так, что просто не сомневаешься в правильности своего варианта, годами, бывает, не сомневаешься. Потом спрашиваешь себя, где ты был, когда тебе это объясняли? “Мы это не проходили”. Мы вас умоляем. Учитель ответит вам, на каком развороте учебника была эта тема, где вы сидели и какая в тот день была погода.
Выходит, не всегда виноват учитель. Это то, что касается теоретических знаний. Что до устной коммуникации с местными — где гарантия, что вы сказали все правильно и так, чтобы вас поняли? Не допустили ли вы такую ошибку, которая искажает сказанное вами? В свое время одной из нас на Невском встретился приятный поляк, который искал “дюже великий забор”. В ходе диалога большая стройка трансформировалась в Казанский собор. Опять же, одна из нас чуть было не написала французу, что в выходные намерена поехать в Петергоф, чтобы кормить белок грудью. Не написала, переформулировала. В ответ француз спросил, правильно ли он понял, что она собирается приманивать белок с целью поймать их и съесть? Хорошо хоть смайл поставил.
К вопросу ошибок. Чувствуете ли вы их? Слышите ли вы их у себя? Ошибок, конечно, есть много типов, и не все они поддаются отслеживанию у самого себя. Есть ошибки релевантные и не очень, от интерференции, от незнания или, наоборот, от большого ума, а есть от разгильдяйства. Мы не отрицаем, что есть и переданные учителем заблуждения. Так, мы (и еще многие коллеги нашего поколения) закончили школу и университет с твердым убеждением, что глагол sollen — это усиленный вариант müssen. Ахтунг, это не так!
А пропо. Интересное дело получается, — когда происходит эпик фэйл с местными, это училка неправильно научила, а как “Полиглота” смотреть, так ничего страшного, что учитель ошибки делает и чужие не исправляет, главное же — все говорят. У нас иногда ум за разум заходит от противоречивости человеческой натуры.
В принципе, все — дело эмоций. Претерпел некоторое унижение с носителями — переложу вину на учителя, чтобы избавиться от неприятных вопросов к себе. Это свойство человеческой психики, нам оно понятно и даже отчасти знакомо. Но для того, чтобы разобраться в проблеме “Меня не понимают носители”, нам нужно знать, что именно было непонятно из того, что вы говорили — вас не воспринимали на слух или не понимали, чего вы хотите? Нам нужны подробности, чтобы проверить свою гипотезу. Ведь как вы видите, свойство психики учителя — перекладывать вину на ученика. Истина явно где-то между.
Ваши Татьяны