Авторы: Татьяна Орестова, Татьяна Ярцева
07.06.2017

Ришелье сказал: “Дайте мне шесть строчек, написанных рукой самого честного человека, и я найду в них что-нибудь, за что его можно повесить.” Дайте нам шесть строк, написанных на этих простых языках, и мы найдем, на чем в них можно повеситься.

С немецким все просто, — он сложный. Так говорят все и никто это не оспаривает. Как-то никто не рассказывает о том, что он как попробовал учить немецкий — и тот так вот сразу зашел ему, что уже вскоре можно было непринужденно болтать.

Вообще умение непринужденно болтать имеет опосредованное отношение к владению языком. Болтать — это уметь коммуницировать, спонтанно и находчиво отвечать на вопросы собеседника и задавать ему интересные вопросы в ответ. Если на родном языке общаться получается принужденно и натужно, то на иностранном, когда еще приходится вспоминать, подбирать, связывать и адекватно воспроизводить слова, натужно будет вдвойне.

Казалось бы, с английским все должно быть проще, — он же простой, говорят. В чем его простота? Ну типа род существительных учить не надо, множественное число образуется почти всегда удачно, глаголы особо спрягать не надо, прилагательные склонять не надо, падежей какбэ нет, — милое дело. Болтай себе непринужденно сколько влезет.

Резонный вопрос — а почему, кстати, не влезает? Все говорят, что он простой, а болтают на нем немногие. Еще утверждают, что на нем полмира разговаривает, потому что он простой. Положим, полмира на нем разговаривает, потому что так сложилось исторически, культурологически и экономически. Были времена, когда полмира пользовалось латынью как языком международного общения. В наше время почти целый континент говорит на испанском. Кстати, говорят, что испанский еще проще английского. Вероятно, конкистадоры были успешны, потому что испанский такой простой. А вот немецкий сложный, нда.

Все те, кто утверждают, что английский простой, все же признают, что английские времена — какая-то неожиданная подлость со стороны английского. Так вот испанский в этом смысле еще подлее английского. Зато правила чтения в нем просты и обозримы, как, кстати, и в немецком. Зато благодаря языку международного общения более чем двухтысячелетней давности в испанском практически не употребляются личные местоимения. Зато в английском есть phrasal verbs, а в немецком приставки отделяются, что, в принципе, практически одно и то же. Вот немецкий страшен длинными словами благодаря популярной словообразовательной модели, зато хоть существительные с большой буквы пишутся. А в английском, бывает, фиг поймешь, где глагол, а где существительное. Зато в испанском и французском нет сложения основ, зато прилагательные в постпозиции, но необязательно. Вот в немецком случается

вынос мозга на управлении глаголов — Akk или Dat? — зато в немецком падежи хоть официально заявлены. Зато в испанском и французском это называется прямым и косвенным дополнением. О фонетике и орфографии английского и французского — вообще или ничего, или только хорошее.

Ришелье сказал: “Дайте мне шесть строчек, написанных рукой самого честного человека, и я найду в них что-нибудь, за что его можно повесить.” Дайте нам шесть строк, написанных на этих простых языках, и мы найдем, на чем в них можно повеситься.

Чтобы не пришлось вешаться, надо: 1) смириться с мыслью, что простых языков нет, 2) в каждом языке своя логика, и это не значит, что он сложен, он просто другой, и 3) чтобы непринужденно болтать, надо много и принужденно работать.

Много и принужденно работать — не значит из-под палки и без удовольствия, неся непосильную ношу и света белого не видя. Чтобы работать продуктивно, нужно понимать принципы работы.

Но самое главное — нужно чтобы учитель понимал принципы своей работы. Чтобы поговорить довелось каждому из группы, чтобы учителя не было много на занятии, чтобы в голове не бил чугунный колокол от учительской болтовни, чтобы лексика была отработана, чтобы ни одно не законченное предложение не повисло в воздухе, чтобы после исправления приходилось повторять правильный вариант, чтобы в итоге от зубов отлетало.

Вот когда будет от зубов отлетать, тогда и получится непринужденно болтать. Так вот, английский ни у кого из учителей ДК от зубов не отлетает. При этом мы все германисты, английский у нас — вторая специальность, казалось бы — флаг в руки. А нет ее, этой коммуникативной непринужденности, хотя вроде с виду не скажешь, что мы какие-то закомплексованные. Почему-то в сложном немецком нам легко, а в легком английском сложно. Однако мы видим, что немецкий у наших студентов значительно непринужденней, чем английский у нас, учителей немецкого. Сапожник без сапог, как говорится.

Придется самим сделать себе сапоги. Мы очень рассчитываем на наших новых английских коллег и их желание перенять нашу немецкую технологию. Если ДК создавался как школа, в которой нам хотелось бы учиться самим, то DEnglish — это место, в котором мы, наконец, поучимся.